1989 год, четыре ленинградских «Спектрума» (железные корпуса, герконовые клавиши), четыре советских цветных телевизора, магнитофон «Весна». Практически всегда — аншлаг. В разгар рубилова я зевнул, и кто–то из трудных сп#$%ил единственную кассету с играми. Оставив хозяйство на доверенных, я отправился в забег по конкурентам. Конкуренты кривились и морщились, но отслюнявили пару кассет чего поплоше методом тупой перезаписи: программы–копировщика не было ни у кого.
Вернулся к себе и вижу: все компьютеры заняты. Мой напарник и компаньон научил хулиганов основам Бейсика, и молодёжь вовсю рисовала круги и квадраты, будучи очень собою довольна. Очередь волновалась, но зря: машинное время было оплачено.
Из двадцати, что ли, программ прочиталась в итоге только одна. Неделю или две, пока какая–то добрая душа не нашла мне копировщик, все играли в Pyjamarama, а особо продвинутые так и рисовали круги за свои денежки. Я тогда понял, что разнообразие, по большому счёту, нужно немногим; главное — возможность щёлкать герконами внутри железной коробочки.